Зимний Я

Я вводил тебя  в вены, пока они не вспухли на моих руках и не натянулись тугими канатами. Я задыхался тобою шесть раз в неделю, а на седьмой выл, как шакал, задрав голову вверх, с надломом крича твоё слишком лаконичное  бесстрастно - бесполое имя.

Я вырыл могилы нашему прошлому, и на каждом надгробии выгравировал звучную эпитафию, но твой бесконечно неугомонный образ пропитывал каждый атом кислорода, отравляя меня насквозь. Напрочь. Насовсем. Отравляя так, что всякая иллюзия, касающаяся освобождения от моего наваждения была смехотворна.

Это о тебе. Два абзаца и ворох воспоминаний. О тебе, существовавшей во мне когда-то. Теперь обо мне.

Я ненавижу зиму, утренние часы, в скомканных ночным мучением простынях, когда встаёт очередной вопрос, озвученный мотивом «зачем», чувство непричастности к жизни, ощущение ирреальности и абсурдности существования, свою неспособность воодушевиться и поддаться могучему потоку, название которому жизнь; я в бессильной злобе трясусь в вагонах метро и жую обветренными губами край шарфа.

Я ненавижу себя за то, что мне нужно постоянно пытаться ожить, ведь одной из февральских ночей я неожиданно скончался, и теперь пытаюсь пропитывать свои клетки и ткани реанимирующими способами. Однажды потеряв ключ от самого себя,  я избрал своим излюбленным занятием  рефлексию, а самой востребованной фразочку «а я оживаю».

Между тем, сезоны сменяются один на другой.

Ночное февральское небо непринужденно оголяет свое толстое брюхо цвета лимонада, и пакостно подмигивает мне промельком звезды, скрывающейся в его пасти, и тонко визжащей от испуга и боли. Я поглубже утыкаюсь  носом в ворот пальто и жадно втягиваю ноздрями воздух. Ели замёрзше трещат своими иголками, и я, бреду, спотыкаясь о глыбы льда, громко чертыхаясь, и разрушая хрустальную тишину спящего города.

Меня распяли на крестах магистралей, и расковыряли в ошмётки грудную клетку. Я устал. Я нечеловечески устал. Взгляд моих широко расставленных глаз огрубел.

 Найти цель, значит лишить мир бессмысленности, обречь неудачу на осмысленную философскую позицию отношения. Ну, а что если мир предательски прогнил, и сам себе проиграл в гонке за безупречность? Тогда к чему все эти метания и душевные аттракционы мучений?

Я наполняю радостным предвкушением грядущие события, я с ума схожу от любви к своим образам, а через минуту мой космос рушат, а меня самого выкидывают на помойку.

Но я ведь не маленький, я ведь не червь, я ведь человек. Ну, неуклюж в своих излишне элегантных одеждах, ну, допустим, корыстен и сентиментален, но ведь внутри меня бьётся-бьётся-бьётся идея, концепция, импульс. Внутри меня сама жизнь.

Я уничтожаю себя, тебя, симпатию окружающих меня людей от безысходного отчаяния и непонимания причин собственных неудач. Я разрушаю мир прежде, чем он сумеет разрушить меня; предаю свои идеи,  кощунственно попираю собственных святых, уродливо искажаю догмы и нормативы, которые прежде давали мне незыблемое ощущение крепости и надёжности существования, я делаю всё это для того, чтобы стоя среди обломков иметь возможность обнаружить абсолютную опору. Ответ.

Я попробую протянуть до весны, ведь тогда будет расцветающая вишня, облака, упирающиеся в распухшую мыслями голову, кинематограф и, возможно, ты. И непременно – я. Наверное, всё ещё больной, нескладный, мечущийся. Я.

________________________________________

автор текста: Анастасия Чайковская