Парижский полдень-Литературный блог. Работы неизвестных современных авторов.

вторник, 11 сентября 2012 г.

Парижский полдень


Посвящается Денису Филатову


«… Этот город просыпается значительно раньше, чем я могу уснуть. Уснуть в гордом одиночестве, в полупустой съемной квартире с божественным видом на узкие парижские улочки. Ты же знаешь, как я ненавижу завтракать один. И потом, я не умею варить кофе. Мне нужно музыкальное сопровождение в  виде щебетания утренних бесед… Неважно, что они не будут иметь ко мне ни малейшего отношения. Зато я окружен очаровательными незнакомыми людьми. Для которых я сам – такой же незнакомец, да еще и с плохим французским…».

Закончив фразу, я сделал неуверенный глоток обжигающего капучино и украдкой огляделся по сторонам. За соседним столиком допивает свой апельсиновый фреш богемный пьянчужка. Вполне возможно, он или манекенщик, перебравший вчера после модного показа, или неудачливый начинающий актер. Острые скулы, небрежно растрепанные волосы и пустой взгляд выдают в нем человека, делающего основную ставку на свою внешность. Впрочем, черт их разберет, я вполне могу ошибаться. Слева пузатый банковский работник в дорогом костюме-тройке смакует омлет. Мы с ним пересекаемся здесь каждое утро, и это второй человек, после вечно улыбающегося официанта, ловко снующего между столиками, который начал со мной здороваться. Завсегдатаи мест вроде этого помнят почти всех посетителей в лицо. Я и сам неделю спустя почувствовал себя то ли работником тайной разведки, с первого взгляда составляющим досье на оказавшуюся перед взором подозрительную личность, то ли нелепым сказочником, сочиняющим на ровном месте. Видимо, так Париж и моя фантазия криминальным дуэтом сводят меня с ума.

«Хочется просто спросить, как дела, что происходит в твоей жизни, что нового, но  это будет выглядеть так фальшиво – какое право я имею знать, что у тебя нового, если уже, возможно, упустил что-то старое, а ты отвыкла рассказывать мне, как у тебя дела. Психологи утверждают, что за 21 день можно отучиться от любой вредной привычки. Отвыкнуть от чего угодно – якобы ровно столько требуется нашему сознанию на восприятие новой реальности. Сегодня мое 21 утро здесь. Вдали от всего, что было дорого.  В добровольной ссылке-побеге.  Но вместо того, чтобы наслаждаться сменой обстановки, я кажется, все эти три недели набирался храбрости, чтобы написать тебе...».

Поморщившись, я поспешно стал стирать последнее предложение. Клавиша backspace безнадежно заедала. Я отчаянно вдавливал ее в ноутбук, а бесполезная пластмасска в ответ обиженно скрипнула. За спиной послышался ехидный смешок. Обернувшись, я заметил миловидную блондинку, изящно расположившуюся в уютном кресле. Блондинка игриво подмигнула мне. Учтиво кивнув, я тут же отвернулся. Она далеко не первая, кто пытался флиртовать со мной. Отчего-то такие особы неминуемо ассоциируются у меня с аферистками. Что порядочная девушка может найти в хмуром небритом типе, фанатично пялящимся в экран своего ноутбука и осушающим одну чашку горького кофе за другой? Забившемся в самый дальний угол летней веранды знаменитого парижского кафе с разношерстной, но явно высокой публикой –  и оттого выглядевшем на их фоне странноватым чужаком? Я презрительно хмыкнул.  Наверно, в глазах юных дам я был молодым перспективным писателем, трудящимся над новым бестселлером. Глупышки… Знали бы они, что вот уже который день я не могу дописать одно-единственное письмо.

«Знаешь, я корю себя за то, что тогда не попрощался с тобой… Тень отъезда маячила надо мной, как старуха с косой над смертником, но до последнего момента я надеялся, что всё обойдется, что мне не придется выпадать из своей собственной, и что еще важнее - твоей жизни.  Говорят, что лето – это тоже маленькая жизнь; и в очередной раз мы проживаем ее вдали друг от друга, по отдельности встречая закаты, догоняя солнце на утренних пробежках, только вот мне кажется, что твое солнце гораздо ярче, а моё – и вовсе вот-вот потухнет. Я вспоминаю, как в тот вечер ты с опаской заглядывала мне в глаза, боясь озвучить повисший в воздухе вопрос. Я старался вести себя как ни в чем ни бывало, шутить, юлить; ты робко улыбалась в ответ, но я чувствовал, что мне не провести тебя своей напускной веселостью. При этом ты никогда не спрашивала меня, о чем я молчу – за это тебе отдельная благодарность. Знал ли я, что это наша последняя встреча? Я клянусь тебе: нет. Какая-то часть меня отказывалась отпускать эти мгновения. Я до сих пор существую по твоему времени и даже не перевожу часы на местное. Так от моей жизни мог бы остаться только огромный клубок перепутавшихся суток, но я прилежен в подсчетах. 21. Да-да. 21…».

Улица потихоньку наполнялась привычным шумом. Местные торопились на работу, пожилые туристы медленно, словно фрегаты по волнам, скользили по мостовой. Влюбленные парочки в помятых футболках с надписью IParis, держась за ручки, вприпрыжку носились от одной достопримечательности к другой, непременно фотографируясь на фоне каждой.  Для большинства законченных романтиков Париж – это город-мечта; «праздник, который всегда с тобой» - его второе название… Эйфелева башня, Лувр, модные бутики, вечерние променады по набережным Сены, Chanel #5, Moulin Rouge, звуки аккордеона, аромат свежей выпечки… Я же видел этот город вывернутым наизнанку, и поэтому знаю, что кроме оживших декораций для душещипательных мелодрам здесь есть и другие пейзажи. Я наблюдал, как роскошные буржуазные районы здесь соседствуют с гетто, в которых царит безработица, нищета и насилие, а вместо шедевров архитектуры там - серые панельные многоэтажки. Знаю, что обаяние французской столицы не снижает уровень преступности, а ежегодный урон от нее измеряется миллиардами евро. Что нельзя зевать, спустившись в подземку или оказавшись неподалеку от одного из вокзалов (иначе станешь легкой добычей для карманника), и что число краж растет с каждым днем. Что давно переставшие верить в любовь найдут утешение в  «гнезде порока»,  богатом на ночные клубы и «почасовые гостиницы». Я знаю, что в солнечном приветливом Париже не менее 18 дождливых дней в год, а самые жаркие месяцы – июль и август; грустная ирония в том, что именно в это время большинство доблестных парижских жандармов уходят в отпуск, и тогда в некоторых уголках цивилизованной европейской столицы наступает настоящее пекло. Здесь я окончательно убедился в том, как тонка грань между прекрасным и безобразным, между очевидным и невероятным. И теперь это осознание преследует меня повсюду.

«Смог ли я, как и хотел, вдали от гущи событий привести в порядок свои мысли? Нет, конечно же нет. Все эти «начать с чистого листа», «новая жизнь на новом месте»  - сущий бред. Все твое всегда с собой, если ты конечно по счастливой случайности не потерял память. Иногда правильные ответы приходят в самой что ни на есть необыкновенной форме – так, раскладывая пасьянс, я наткнулся на одну из главных истин – «Вы можете начать новую игру. В статистике это будет засчитано как поражение».  Уйдя, я проиграл. К горечи поражения добавилась горечь вины. Мы притворяемся, что уходим ради других, тем самым давая им возможность жить дальше. На самом деле все уходят из-за себя, но стыдясь признаться в этом, готовы умолять: отпусти меня, прояви тем самым свое великодушие, а я же успокою свою совесть тем, что не бросал, а был отвергнут.  Быть может, и работает эта коварная задумка «с глаз долой – из сердца вон» с другими, но со мной нет, да и с тобой, должно быть, тоже. Я не знаю, можно ли меня простить, да и не рискну просить у тебя прощения. Вместо этого я только понадеюсь, что причиненная мною боль уже утихла, и твоя жизнь действительно продолжается. Впрочем, еще больше я буду надеяться, что, заметив имя отправителя, ты тотчас же удалишь это письмо, не читая…».

Где-то под ребрами что-то предательски щелкнуло. Я судорожно ловил ртом воздух. Блондинка уже перестала сверлить взглядом мой затылок и переключилась на подоспевших на поздний завтрак американских туристов. Те же не удостоив ее внимания, смачно что-то жевали и,  активно жестикулируя, переговаривались друг с другом. Мой банковский приятель уже домучил свой омлет и теперь с подозрением наблюдал за моим недомоганием. В порыве отеческой заботы он крехтя поднялся с кресла и направился ко мне.
- Vous etes pale, mon garcon!
- C'est un chagrin d'amour. Je vais bien, merci.-я попытался выдавить из себя подобие улыбки, но пожилой француз вряд ли поверил в ее искренность. Попытавшись незаметно разглядеть маячащие на экране символы, он энергично похлопал меня по плечу.
- Mange un croissant, il aide meme de l'amour!- весело ответил он, указав на нетронутый мной круассан. Я слегка cмутился. Каждый раз, оказавшись здесь за завтраком, я поддавался на уговоры официанта и брал к кофе румяную французскую сдобу, но так ни разу и не попробовал ее. Видимо, мой добрый знакомый считал это если и не личным оскорблением, то по крайней мере верхом идиотизма. Под его пристальным взглядом я неохотно разломал булочку пополам. Не знаю, каковы на самом деле ее целебные свойства, но на вкус она оказалась и вправду хороша. Видя мою положительную реакцию, француз зашелся в хвалебной оде французской кухне, половину из которой я пропустил мимо ушей. Хохотнув напоследок, он еще раз похлопал меня по плечу и удалился к своему столику. Я вновь вернулся к письму.

“Еще одна прописная истина, подвергнувшаяся здесь сомнению с моей стороны – то, что не убивает нас – делает сильнее. То, что не убивает – оставляет прежним; сильными мы становимся не из-за враждебных обстоятельств и предательских поступков – сильнее нас делает только наше собственное нежелание мириться с несправедливостью. Мне не хотелось ни убивать тебя, ни делать сильнее; я молюсь, чтобы ты осталась такой, какой я запомнил тебя – непобедимой в своей хрупкой слабости. Я сомневался в своей любви к тебе, теперь же я в ней уверен, жаль только, что уже наверно слишком поздно ставить ее превыше твоего счастья. А оттого я прошу только одного: если я когда-нибудь найду в себе силы вернуться и случай снова сведет нас – издалека увидев тебя, я конечно же сначала попытаюсь отвести взгляд вдаль или буду делать вид, что смотрю под ноги – лишь бы не видеть этих глаз… Может быть, лучше снова уйти и не познать этого, но я же не смогу просто пройти мимо, когда ты так опасно близко, так искушающе досягаема. Пообещай, что я увижу тебя прежней. Пообещай, что останешься собой...».

Я быстро пробежал глазами письмо, старательно пропуская отдельные моменты. Проверил правильность e-mail-а адресата. Палец завис над клавишей «отправить», и тут меня одолели сомнения.  Cтолько хотелось написать, но так не хотелось, чтобы кто-то это знал. И тут я внезапно осознал, кому все это писал. Лоб покрылся испариной.  Меньше всего на свете мне пришлось бы по душе показаться ей сентиментальным болваном.  Впрочем, возможно именно сентиментальности мне и не хватало. Посчитав бесполезным занятием издеваться над неработающим backspace-ом, я решил разбавить свою трогательную исповедь более радужным постскриптумом.

«P.S

Очень скучаю. Нет.
Тебе бы понравилось в Париже. Нет-нет. Во-первых, ей бы не понравилось, а во-вторых – это чревато. Раздразнить ее  и нарваться на фирменную колкость в ответ – не лучший сценарий.
Я люблю тебя. Всегда любил.
Разумеется, это так, но разве такие новости сообщают по электронной почте, находясь черт знает где, ну или в Париже?
Озираясь по сторонам в поисках подсказки, я услышал недовольное урчание собственного желудка.

«P.S.
Я понял, чем действительно хорош Париж – здесь вкуснейшие круассаны Ты бы оценила…».

Официант давно исчез из поля зрения. Мои часы показывали без пяти два, значит в Париже почти полдень.  Веранда почти опустела, только парочка особенно медлительных посетителей сосредоточенно ковырялась в  содержимом белоснежных тарелок, кто-то с серьезным выражением лица вглядывался в свою чашку – здесь каждый второй не мыслит себя без гадания на кофейной гуще, беспрекословно веря увещеваниям коричневой жижи. Других идей не было – захлопнув крышку ноутбука, я стал пробираться между плотно расставленными столиками ко входу в кафе. «Хочешь круассан – иди и возьми, чего ждать, когда принесут на блюдечке с голубой каемочкой, чай не французский повеса…» - ворчал я себе под нос, рассматривая витрины с десертами. Лучезарно улыбаясь, официант передал мне корзинку с тремя свежеиспеченными круассанами. Буркнув невнятное «merci», я поплелся обратно на веранду, к своему столику. Чертыхаясь, отбивал коленки об массивные кресла и так и норовил уронить добытые крауссаны. Добравшись до своего угла, я ахнул.
Пустые чашки по-прежнему были хаотично расставлены по столу, создавая иллюзию посиделок в дружеской компании.
Но оставленный без присмотра ноутбук бесследно исчез.
Я судорожно вертел головой, надеясь завидеть в конце переулка неудачливого воришку.
Число краж определенно растет каждый день.
Бывает.

Возможно, это не такая уж и глупость -  все начать сначала.
___________________________________________________________

автор текста: Елизавета Емельянова

Комментариев нет:

Отправить комментарий