Такие дела

«Я не пишу о будущем, я стараюсь его предотвратить»

Рэй Бредбери

- Тащи соляру! – Эверсон кричал, расплываясь в улыбке, словно целый мир оказался у его ног.

- Здесь точно никого нет? – Джонс все еще переживал, хотя его замешательство вскоре кончилось также внезапно, как и деньги на телефоне.

Я затаскивал третью канистру с горючим.

После успешной защиты кандидатской диссертации я всё-таки полетел в Калифорнию. Один. Позвонил маме, сказал, что очень её люблю. Дал ценные указания подчиненным на работе и взял отпуск. Рано или поздно все это должно было закончиться, непонятно только почему человечество ждало так долго. Это же как минимум утомляет, ожидание, я имею ввиду. Представьте сколько сил и средств многие поколения тратили на поддержание существующей модели мироздания. Пора бы свести счеты. Взять билет в один конец, и надеяться только на себя. В аэропорту Джека Макнамары, что в городке Кресент-Сити, было людно, я сразу обратил внимание местных на свой навязчивый галстук с имперским орлом. Эти русские всегда удивляют. В том числе и я, наверное. Вскоре я встретил Джонса, с которым мы вели переписку на фэйсбуке, пока торчали в своих офисных конурах. Джон любитель шумных компаний, но при всем этом парень семейный, купил дом на побережье и окончательно разорвал связи с родственниками в Портленде, хотя его отец во время очередного тура по стране в поддержку республиканцев любил остановиться у него на неделю-другую. Мы обменялись любезностями, он выглядел также как на мониторе моего планшета вчера вечером, разве что теперь я разглядел небольшой шрам у него на шее. Мы разговорились по дороге до его дома. Он пообещал устроить меня лектором в университет за несколько тысяч долларов в месяц, если я расскажу ему про Россию то, чего не показывают по телевидению, о чем не пишут в интернете. В супермаркете на Маккен-авеню мы купили бутылку виски, чтобы разбавить его льдом из морозильной камеры. Наверное все люди способны на взаимопонимание, но только не все к нему стремятся, отговариваясь и отгораживаясь миллионами причин. Но только не я. Не сейчас. Мы сидели с ним на крыльце его дома и вдыхали очаровательный аромат океана. Такой соленый, такой свежий. И знаете, разговор привел наши умозаключения к одной очевидной штуковине. Надо было сходить за второй бутылкой. Джонсу постоянно названивал кто-то. Как оказалось чуть позже – Эверсон. Это его приятель по аспирантуре. Что-то произошло во время нашей беседы о звездах, астрологии, космонавтике и параллельных мирах в которых ни я, ни мой новый друг не разбирались, так что Джонс в конце концов пригласил к нам Эверсона. От еврея в нем осталась разве что дедовская кровь. Не переставая разбавлять льдом виски, мы вели жаркую дискуссию на тему развития науки, межкультурной интеграции и прочего, как и все любители посидеть на своих узких кухнях, в своих хрущевках. Будь они прокляты! И за что только Сталина не любят? От него остались хотя бы сталинки, а не это извращение над людьми, в которых мы как крысы должны ютиться. Я ждал того момента, когда кто-нибудь вскользь упомянет адептов святой воды, которые веками убивали, сжигали и пытали лучших умов. Первым заговорил Эверсон, ход мысли которого я теперь не просто уловил, но и полностью разделял. Как можно всерьез говорить о лекарствах, продлевающих жизнь, если приспешники в рясах будут только рады помолиться за упокой?! Джонс также считал, что ученые всего мира должны как минимум оградить себя от людей, уверенных в том, что самоубийство это смертный грех, в то время как одно из их самых любимых занятий это самоубийство в изощренных способах. Кто-то имеет право носить крест на груди и пить водку, курить сигареты, марихуану, медленно и верно загоняя гвоздь в деревянную крышку, чтобы оставить после себя немного мяса для червей. Мы сошлись на том, чтобы всем священникам и прихожанам запретили употреблять всякие вещества, а оставили это все нам. Мы готовы для жизни, мы творим здесь и сейчас, а не после того, как нас не станет. Нам нечего ждать и не за чем откладывать все самое интересное напоследок. Эверсон похлопал меня по плечу и предложил совершить одно преступление. Глаза его горели. Вернее в них отражались языки пламени от камина, возле которого мы имели счастье находиться. Мы поехали к нему домой. Улицы встречали нас рекламными проспектами, улыбающимися девицами, изредка появляющимися не пойми откуда, чтобы предложить любви. Дом у Эверсона был в нескольких кварталах от места где мы распивали остывающий напиток. Эверсон не стал глушить мотор, быстро вбежал к себе, мы слышали шум на книжных полках. Позже он, запинаясь, подошел к нам. В руке у него был огромный талмуд. Я помню, как он достал зажигалку и поджег книгу. Это была не его книга, скорее ценная семейная реликвия, чем руководство пользователя. Джонс резюмировал. Мы сожгли дотла книгу, библии у Джонса нет, но посыл стал ясен. Мы столько сотен лет терпели унижение и невежество духовных лидеров, что сейчас готовы были покончить с этим. Ведь все возможно, если кончится бесконечный обман. Эверсон, будучи практикующим хирургом, хорошо знаком с отсутствием старца с бородой на небе. Мы все наблюдали рождение нового информационного поля не так давно, почему бы не расставить все точки по местам. Разум победит. Ставки сделаны. В этом тысячелетии произойдет самая масштабная акция протеста, когда все врачи штата Калифорния откажутся принимать в свои покои тех, кто тратит свое время на молитвы, мотивируя это тем, что у них уже есть свой спаситель. А пьяный хирург, физик и я залезут в машину, купят пару канистр соляры и поедут жечь католическую церковь святого Иосифа. Чтобы положить начало большому человеческому «Да»! Нашим победам, нашим детям, нашему настоящему! А всё что за пределами понимания, пусть оставят философии. Так говорил Заратустра!

автор: Вячеслав Суханов

Вместе - ещё один рассказ Вячеслава Суханова