Когда падают звёзды

***

“Если бы строили дом счастья,

самую большую комнату пришлось

 бы отвести под зал ожидания”
Pierre-Jules Renard

 Размышляя на тему того кто или что влияет на события в этом мире, я пришел к выводу, что никто кроме нас самих. По сути, любое наше бездействие или действие основывается  на множестве тех или иных причин. Наша лень и наше рвение вперед имеет за собой километровый опыт в виде событий происходящих на протяжении всей нашей жизни. Нам только остается разгребать все то плохое и хорошее по разные стороны. Вот только нет смысла этого делать. Нет хороших или плохих – все люди неоднозначны. Я не имею в виду тех, которые на столько не способны к самореализации, что даже сидя взаперти дома не выносят из этого пользы. Я предпочитаю пить чай с коричневыми леденцами из сахара и читать какую-нибудь искусствоведческую дрянь, ну или философскую в преддверии того совсем скоро должна сложиться диссертация. А ещё я люблю писать о том, что именно меня интересует в жизни и как я совсем справляюсь, потому что очень легко заниматься саморазрушением, когда всю свою душу выворачиваешь наружу, а потом сходишь с ума, но уже не в одиночку, а с самим собой по ту сторону строк. В этом есть что-то волшебное, что-то материальное. Я постоянно вспоминаю один и тот же сюжет из своей жизни. Когда я выходил зимой, в девять вечера, на улицу в деревне, где я очень часто оставался у своих бабушки и дедушки и смотрел на звездное небо и дышал свежайшим воздухом, потому что другого на северо-восточных рубежах страны нет. Я мог очень долго стоять и разглядывать все созвездия и упиваться потом литературой по астрономии и разговаривать о других мирах со своим стариком. На самом деле это неописуемое чувство восторга я испытывал только там, у себя на родине, глядя на огромные мириады звезд и мне всегда казалось, что я могу обнять луну или украсть самолет и долететь до неё самостоятельно, потому что она всегда зимой очень больших размеров. Было бы неправильно сравнивать себя с таким сложным механизмом как вселенная, но частица «бы» в нашей жизни не имеет никакого значения.

Я прилетел в культурную столицу совсем ещё зеленым, но меня никогда не привлекала перспектива таскаться по памятникам культуры и объяснять людям из деревни то, когда и кем построен тот или иной шедевр. У нас в стране странное отношение к искусству, я уже молчу о том, как мало людей его понимают и ценят. Хочу показаться занудой, но все те люди, которых я видел в Эрмитаже на первом и втором курсе отличались, абсолютно неважно носили ли они бэйджи персонала или приехали из-за рубежа или пришли на экскурсию с отрядом ребят из суворовского, тем, что никогда не создавали предметов искусства. Сама трагедия искусствоведа заключается в том, что он отличный теоретик. Я всегда был против того, чтобы ограничиваться только тем, что пишут люди с учеными степенями. И ещё я очень люблю свою персону и настоящий эмпирик. Я пытливый и всегда всего не понимаю, но в душе что-то  ломается каждый раз, когда я вижу кричащие работы фовистов или импрессионистов, потому что они не побоялись взять кисти в руки в далеком двадцатом веке и отказаться от академизма.

Бессонные ночи с бесконечными чашками кофе и энергетиками перед зачетами и экзаменами и море литературы и статей обрушивались на меня только потому, что я этого хотел. Мне нравилось то, как происходит процесс информатизации. Жадно. Иначе это не информация, а шлак.  Окидывая аудиторию взглядом, перед тем как вырубиться, я видел вокруг людей, совершенно похожих на роботов андройдов, которые ходят в университет ради походки, не ради знаний. Собственно это знали и преподаватели, так что процесс созревания специалистов по программе высшего профессионального образования я могу назвать чем-то доступным всем, а значит абсолютно бесполезным. Я прекрасно знал, что по окончании университета на мой диплом вряд ли кто-то посмотрит когда-нибудь. Это знание помогло мне  разобраться со своим личным временем, которое я старался тратить обдуманно. Ключевое слово «старался». Было много приятных глупостей. И всю соль моего пребывания в университете можно свести к тому, кем я был «до» и «после» первого ноября две тысячи шестого года. Именно тогда внутри меня произошли необратимые изменения. Это когда я стал делать то, что хотел и как хотел. Нас было трое поначалу, и мы сделали первый рок концерт. Мы ни на кого не смотрели и сделали так, как чувствовали. Со своими минусами и плюсами, с тем, что еле рассчитались с долгом перед клубом. Постоянно разбиваться вдребезги и делать то, что по душе – вот это настоящее. Я этим живу. Наши пути разошлись, когда все выросли из того, чтобы просто делать. У каждого были свои интересы. А когда расходятся во мнениях, дело виснет и надо принимать решения. В итоге я остался один.

Рядом со мной всегда были люди, словно на съемочной площадке. И меня никогда не заботило то, как у них дела и купили ли они сумочку, чтобы утереть нос своим подругам, и скоро ли начнутся скидки в магазинах одежды. Но что-то поменялось в моей жизни, когда я нашел то, что заслуживало внимания.

Можно дурачиться и сходить с ума по-разному. В то лето я много пил, потому что в этом был весь я. Весь смысл моего существования складывался из того чего у меня не было. Я никогда никого не любил. Каждый день я приезжал в клуб, где занимался администрированием и по совместительству был арт-директором. Каждый день я прожигал свою жизнь за баром, а потом ловил машину и уезжал домой в холодную кровать.  Единственное что меня грело в пустой комнате с таким же пьяным соседом – это наличие интернета и писем от неё. И сумасшедшие идеи на счет лейбла и концертов, которые ожидались в сентябре и октябре. Прелесть нашей жизни заключается в возможности тридцать дней в году наблюдать солнце, а не молочное небо. И в это время окружающие нас люди и предметы особенно хороши, а автобусы и такси спешат к пляжам.

Шум машин и отголоски засыпающего города шелестели эхом в моей голове, полупустые набережные, плеск волн и закатное солнце с любимыми песнями от switchfoot сопровождали меня по пути домой, где меня ждала виртуальная жизнь. Вряд ли ошибусь, если скажу, что так у многих дела обстоят.

Ничего не изменится, если я признаюсь сам себе, что из-за череды нелепостей, которые я сам спровоцировал осенью, все пошло не так. Я не должен был  знакомить её с родителями и злиться. Этот день – точка.  Потому что все, что получилось потом, похоже на жвачку и какое-то социальное соглашение между людьми, которые действительно любят друг друга, но так прячутся за стенами в своих бедах, что уже перестали слышать и чувствовать. Любовь не должна никого удерживать, потому что этим занимаются люди. Любовь либо есть, либо есть все что угодно кроме неё. Зато я верю в реанимацию.

Я ушел с головой в понимание себя и своих проблем, выбивших меня из колеи, что совершенно забыл про её чувства и переживания. И чем больше я решал задач, тем больше их становилось. И вот однажды она просто ушла от меня  с высоко поднятой головой, оглядываясь назад, но, не замечая того, что я иду позади неё. Именно в этот день я последний раз её видел перед собой.

Я проклял себя за то, что не смог побежать за ней вслед. За то, что не было денег ни на звонок, ни на проезд до её дома. Все мелочи когда-нибудь складываются в рисунок, и от того какого рода мелочи напрямую зависит качество рисунка. А этот офорт на моем  сердце был довольно четким. У меня появилось достаточно времени, чтобы понять и измениться, но люди не меняются без критической ситуации. Обязательно нужно вмешательство извне, чтобы что-то поменять, надо что-то сделать. Неважно когда, это вторично. Факт, что человек иначе воспринимает окружающую среду или создает новую, напрямую связан с его потребностями. Поэтому, когда я отказался от своего бездарного прошлого, ради слепой надежды когда-нибудь встретить уже совсем другую, но её, я прежде всего отказался от того кошмара, который был между нами и вспоминать который было очень неприятно ей и мне.

автор: Вячеслав Суханов

Она (She) - следующий рассказ Вячеслава Суханова